Автор: Савенкова Нэлли Михайловна, зав. отделом истории.
Более 90 лет назад, когда геологической экспедицией было открыто Верхнекамское месторождение калийных солей, состоялся митинг. Ораторы, один за другим, говорили о важности открытия. Они рисовали радужную будущность Соликамска, называя его советским Чикаго, по аналогии с американским городом, славившимся своими небоскребами и промышленностью.
Среди соликамцев это имя прижилось, но странным образом изменилось. Приезжим журналистам, которых по мере строительства калийной шахты и комбината становилось все больше, о Соликамске с гордостью говорили: «Наша чигага», делая ударение на последнем слоге. Те недоумевали: «Что же это за чигага такая — зверь ли, рыба или какое легендарное существо местных сказаний?» На расспросы получали ответ: «У американцев своя чигага, а у нас своя» — и только тогда понимали, о чем речь.
Открытие и строительство, действительно, разбудили древний город, оживили, наполнили новыми людьми, интересами, приспосабливая прошлое под современные требования. Правление калийного треста разместилось в упраздненном мужском монастыре.
Побывавший в то время в Соликамске известный очеркист Е.Я. Хазин в книге «Урал сегодня», вышедшей в 1930 году, описывал: «Столы, шкафы, конторки удобно разместились в церкви с узорными решетками на окнах. Еще не соскобленные со стен святые сурово и гневно смотрят на деловую суету. Св. Стефан, епископ Пермский, страдальчески морщится на стене от веселого треска соседки – пишущей машинки. В алтаре, отделенном не царскими вратами, а легкой застекленной перегородкой, восседает гладко выбритый председатель правления, в ботинках на резиновом ходу».
Остальные церкви города, в большинстве своем, были приспособлены под рабочие общежития. Это была необходимая мера, поскольку с началом строительства население Соликамска увеличилось в два раза, и всех следовало где-то разместить. Через несколько лет близ рудника был построен поселок Калиец.
Во время приезда Е.Я. Хазина поселок еще строился, как и шахта, над которой высилась деревянная вышка копра. Слова писателя-очевидца переносят нас прямиком в то время.
«Люки в шахту плотно закрыты, на ведущих к ним рельсах стоит в ожидании вагонетка. Опершись о нее, тихо беседуют трое рабочих. Высоко над левым люком на массивных цепях покачивается чугунная бадья. Из-под земли доносится гулкий удар гонга. Рабочий открывает левый люк, бадья ползет вниз».
В люке виден ствол шахты: «В тусклом свете редких лампочек поблескивает гладь стены. Глубже четко вырисовываются черные круги, как нарезы в орудийном стволе. Это тюбинги, чугунные из шести дуг кольца, в которые закован ствол. Нарезной ствол все сужается и тонет в черной бездне».
Туда, в бездну, писатель отважно спустился в тесной бадье вместе со сменой рабочих-углубщиков; одетый, как и они, в широкие штаны и куртки из резины, с широкополой резиновой шляпой на голове. Этот наряд, по словам Хазина, делал их похожими на разбойников из старых романов.
Четыре удара гонга известили: «приготовиться: люди» — и «бадья падает в пропасть. Она то летит вниз так, что в ушах звенит, то, почти останавливается и снова безудержно падает… Сильный свет внизу. Бадья замедляет ход. Стоп. В шахте сразу обдает сыростью подземелья. Влажный туман густо заволакивает электрическую лампочку. Резина одежды покрывается холодной испариной. Рабочие налаживают тяжелые пневматические молоты. Оглушительный дребезжащий треск… летят осколки. Истерическое биение молотов хлещет в каком-то исступлении. Согнувшиеся над молотами резиновые люди как будто ничего не слышат. В нескольких местах из стены пробиваются струйки воды. На это никто не обращает внимания».
С непривычки, конечно, жутковатая картина – на невероятной глубине смотреть, как из стены сочится вода. Но тем, кому приходилось работать с притоком по двести ведер в час, эти жалкие струйки – сущая ерунда.
В начале строительства над шахтой висела угроза обвала, пара старых насосов не справлялась. И когда, в мае 1928 года, произошел обвал, приток воды составил 5 500 ведер в час. Чтобы устранить последствия аварии, часть шахтного ствола пришлось засыпать и затем проходить вторично. К моменту приезда Хазина эта проблема была решена, ствол зацементирован, укреплен, и ему ничего не угрожало. Писатель благополучно выбрался из шахты, мокрый, но веселый, взбудораженный приключением.
Напоследок в своем очерке о соликамских калийщиках он бодро сообщил о письме, отправленном осенью 1929 года комсомольцами рудника «подшефной ячейке 24-го округа Франции, Восточного района, Нанси». В письме содержался вызов «ячейке французского комсомола на международное революционное соревнование». Комсомольцы брали обязательство взяться за учебу, «за подготовку из себя грамотных стойких революционеров для грядущих боев за дело социализма». Французских товарищей договор обязывал «вести борьбу против войны и нападения на СССР, разъясняя при этом целевую установку буржуазии».
О развитии этого соревнования ничего неизвестно. Почему именно во Францию писали соликамские комсомольцы, как установились шефские отношения, как прореагировала прогрессивная французская молодежь – вопросы без ответа.
Калийный комбинат был построен и в 1934 году включен в число действующих предприятий. Во время строительства и после еще не раз посещали его журналисты и писатели. У каждого был свой рассказ.
К.Г. Паустовский в своей «Повести о жизни» поэтично делился впечатлениями: «Я спускался в очень глубокие штреки, вырубленные в толще прозрачных, сверкающих топазов и аметистов (таков был цвет калийных солей), видел слепых подземных лошадей, покорно таскавших вагонетки с породой, в иных местах меня чуть не сбивало с ног подземными сквозняками. Я долго бродил по широким и пустынным штольням, как по сказочным дворцовым помещениям, переливавшим на своих стенах множество звездчатых золотых и кроваво-винных огней. … Ничего бы не было странного, если бы я услышал в их глубине приглушенные звуки оркестра, женский смех, треск закрываемых вееров и легкий стук туфелек Золушки, убегающей из этого пышного дворца».
Но вернемся к Чикаго. Ни советским, ни российским аналогом его Соликамск так и не стал, хотя числится не последним в ряду промышленных городов Урала. Интересно, что в Соликамске есть место, прозванное Чикаго, но совершенно по другой причине и с иным смыслом.
